Рецензия на “Прослушку”
Закончил смотреть “Прослушку”.
Кто-то пишет что это сериал о противостоянии Балтиморской полиции и наркоторговцев, но нет. Это куда более мощная история. Забудьте все попсовые шоу о полиции и преступниках, которые смотрели раньше, это нечто другое.
Дэвид Саймон, режиссер и сценарист, провел год в Убойном отделе полиции Балтимора, тщательно фиксируя каждую деталь, каждую мелочь происходящего. Все это вместе с его скрупулезностью перешло и в сценарий “Прослушки”. Около половины актерского состава составили местные жители, в том числе настоящие преступники, а в основе многих сюжетных линий лежат реальные истории.
Поэтому реализм запредельный.
Никаких искусственных хэппи-эндов, чтобы угодить зрителю, никакого черно-белого разделения на плохих и хороших, никаких попсовых приемов. Жизни драгдиллеров уделяют столько же времени, сколько и полиции. И жизнь и тех и других показана как есть, со всей своей рутиной.
Драмы тоже хватает. Пару раз я хватался за голову и кричал про себя: “какого черта сейчас произошло, они правда убили его?!”.
Полицейские в основном занимаются хренью — арестовывают подростков с углов, чтобы выполнить план, спущенный сверху из мэрии. Все боссы трясутся за свои задницы. Все они занимаются карьерой и политикой, угождают своим собственным боссам, а проблемы города только усугубляются. Все пропитано коррупцией.
Те же, кто хочет заняться полезным делом и раскрывать реальные преступления, вынуждены противостоять начальству — иногда прибегая к обману и хитростям.
Иногда это удается. Но никакого ложного оптимизма: система, или “Игра”, как ее называют в сериале, неизбежно наказывает нелояльных аутсайдеров, вне зависимости от их профессионализма. “The game is rigged.”
Также “Игрой” называют наркобизнес, и втягивает в себя подростков еще в детстве. “Попрыгунчики” со школьных лет мечтают стать “солдатами”, тусуются на углах и прогуливают уроки, и многие из них оказываются пешками, которыми безжалостно жертвуют. Выйти из “игры” или обойти ее правила можно только ценой жизни, за редкими исключениями.
В каждом сезоне вскрывается одна из сторон загибающегося Балтимора, один из “институтов”: банда наркоторговцев, морской порт, городская администрация, школьная система, газетное издательство. Такое “вскрытие” подкидывает столько пищи для размышлений, что я уже вторые сутки подряд пытаюсь ее переварить.
“Прослушка” получила высшие отзывы кинокритиков, многие признают ее “величайшим из когда-либо созданных телевизионных сериалов”. Но — в то же время она не получила массовой популярности. Я сам узнал о сериале из какого-то интервью Барака Обамы.
Кому-то “Прослушка” может показаться слишком муторной, слишком медленной в развитии, а переплетение сюжетных линий и множество персонажей взорвут мозг (особенно если пропустишь что-то по невнимательности), но блин, такова цена реализма. И оно того стоит. Рекомендую смотреть на английском, только с русскими сабами, т.к. даже многие американцы не понимают речи героев из-за обилия уличного жаргона.
А герои просто незабываемые. Чего стоит один только Омар. “Ay yo. Omar! Omar’s coming yo!”. Или жутчайшая Снупп. Лестер Фриман. “Сделка” Джо. Брат Музон. Баблз. А МакНалти, будучи основной занозой своего начальства, доставлял мне больше всего радости.
Ниже — кусочек интервью с Дэвидом Саймонсом, по которому становится понятно, как ему удалось создать лучший сериал в мире.
My standard for verisimilitude is simple and I came to it when I started to write prose narrative: fuck the average reader. I was always told to write for the average reader in my newspaper life. The average reader, as they meant it, was some suburban white subscriber with two-point-whatever kids and three-point-whatever cars and a dog and a cat and lawn furniture. He knows nothing and he needs everything explained to him right away, so that exposition becomes this incredible, story-killing burden. Fuck him. Fuck him to hell.
Beginning with Homicide, the book, I decided to write for the people living the event, the people in that very world. I would reserve some of the exposition, assuming the reader/viewer knew more than he did, or could, with a sensible amount of effort, hang around long enough to figure it out. I also realized — and this was more important to me — that I would consider the book or film a failure if people in these worlds took in my story and felt that I did not get their existence, that I had not captured their world in any way that they would respect.
Make no mistake — with journalism, this doesn’t mean I want the subjects to agree with every page. Sometimes the adversarial nature of what I am saying requires that I write what the subjects will not like, in terms of content. But in terms of dialogue, vernacular, description, tone — I want a homicide detective, or a drug slinger, or a longshoreman, or a politician anywhere in America to sit up and say, Whoa, that’s how my day is. That’s my goal. It derives not from pride or ambition or any writerly vanity, but from fear. Absolute fear. Like many writers, I live every day with the vague nightmare that at some point, someone more knowledgeable than myself is going to sit up and pen a massive screed indicating exactly where my work is shallow and fraudulent and rooted in lame, half-assed assumptions.